Свет просачивался в мастерскую слабо, едва-едва; в стекло билась муха, жужжа громко и неистово - скоро она потеряет последние силы, упадет на подоконник, а потом опрокинется кверху лапками и замрет.
Всё колотиться о какую-то невидимую преграду, пытаясь жить для того, чтобы потом просто умереть точно так же  – никем незамеченным, оставшись ненужным кому-либо… 
Коджо такая перспектива не пугала. Раньше - может быть, а сейчас интерес к происходящему поостыл. 
Механик сидел в углу, разложив перед собой на влажной простыне целый ряд мелких, ювелирных деталей какой-то единой конструкции. К его правому глазу был приложен окуляр массивного моногугля с поднятыми вверх двумя более слабыми линзами и с опущенной, используемой на данный момент самой сильной. Коджо подхватил пинцетом крохотный диск золотисто-медного цвета и поднес к моногуглю близко-близко; шестеренки, неряшливо торчащие на боку устройства, закрутились, щелкая.
Шорох из другого угла привлек его внимание; краем глаза Коджо заметил, что человек, которого он приволок пару часов назад, зашевелился, задвигался, приходя в себя. Коджо подождал еще несколько секунд, затем нехотя оторвался от своего занятия, снял моногугль и положил его на простынь; вслед за ним отправились и пинцет с таинственной запчастью. Механик подошел к парню и сел рядом с ним на колени.
Глаза у того были завязаны. Додумается ведь снять повязку – руки-то свободны. Но пока нельзя. Лавелисс несильно сжал пальцами его запястье и сказал коротко:
- Повязку не трогай. Я сам.
Он потянулся к выключателю и погасил свет; повязку стянул небрежно и, сжав пальцами подбородок молодого буржуа, приподнял его лицо, обращая к себе.
- На окно не смотри. – Бросил Коджо, – и не дергайся.
Большой палец механика грубо поднял верхнее веко его правого глаза, затем таким же образом оттянул нижнее. Глазное яблоко, пронизанное едва видимыми сетками капилляров, влажно поблескивало, а радужная оболочка неестественно-синего цвета слегка искрилась. Черный, космически-бездонный зрачок был безжизненно расширен – точно так же, как и зрачок левого глаза… настоящего.
Коджо вынул из кармана прибор, внешне похожий на циркуль с линейкой, раскрыл его и приложил металлические концы к уголкам глаза юноши.
- Хорошая работа, - бормотал Коджо в это время, - И синтетика отличная, хрупкая только. Изображение цветное?
Он отнял измеритель и замер, запоминая только что отмерянную длину разреза глаз. Затем убрал прибор обратно и сообщил:
- Твой глаз слегка поврежден – наверное, упал неудачно. Могу дать замену, есть диаметр подходящий, только изображение черно-белое. Зато намного прочнее, чем этот.
Механик выпрямился, упершись кулаками в свои колени, вздохнул так, словно этот монолог выжал из него все силы, и, подобрав повязку, протянул ее парню.

- Не нужен мне ни ты, ни твоя дурацкая синтетика, - устало ответил Коджо. - Надень повязку и ляг. Лучше спи.
«Чтобы рассказал он... что он мне расскажет, да и больно нужна его болтовня».
Механик молча просидел перед ним еще какое-то время, затем выхватил повязку из его руки и привлек юношу к себе за ворот. Тот был бледен настолько, что кожа в горячем сумраке приобретала болезненно-зеленоватый оттенок; Лавелисс мрачно осмотрел парня, удержавшись перед искушением потрогать его лоб и проверить - есть ли температура?
«Что с ним произошло на самом деле?»
Лучше оставить его в покое – почувствует себя лучше, так уйдет сам. Но сказать ему, чтобы он завязал-таки глаза? Черт с ним. Коджо встал, бросил перед ним повязку и удалился в свой угол.
- Выход слева, вон там, - он ткнул пальцем через плечо. Затем, спустя несколько секунд, добавил: - не держу.
Его голос, ленивый и спокойный, не выражал никаких эмоций - Коджо, «отключив» свой интерес к происходящему, надел на голову моногугль и вновь углубился в свою работу. Техника беспокоила и увлекала его гораздо больше людей.
Механик снова взял пинцет с зажатым в нем миниатюрным диском, поднес к нему кончик резчика, собираясь выпилить отверстие в центре, и замер на пару мгновений.
Снова тишина, снова слышно, как рвется на свободу муха. Жужжание тише и тише; скрежет металла по металлу и пощелкивание крутящихся шестеренок внезапно заглушило его, но ненадолго. Коджо сдул блестящие опилки с детали и прислушался. Муха больше не издавала никаких звуков – наверное, все-таки сдалась и теперь безжизненно валяется на подоконнике. Холлингсворд протяжно выдохнул и тайком перевел взгляд парня, укрытого покрывалом тени.

Коджо неотрывно следил за юношей, казалось, с таким унынием и скукой, будто тот был фокусником-дилетантом, изо всех сил пытающимся удивить публику; желтый свет лампы схватил его тень и бросил на стену, превратил в вытянутое и угловатое чудовище. И далеко он уйдет? Он даже на ногах еле стоит, а о том, как он собирается спускаться по лестнице (веревочной, между прочим), даже и говорить не стоит. Надо бы ему сообщить об этом… но в следующее мгновение мысль напрочь вылетела из головы Коджо, и он снова принялся за работу, сглаживая края диска.
- Спасибо вам, что вы… и… в общем, извините. Я пойду.
Лавелисс ничего ему так и не сказал, даже рукой не махнул на прощание – а с чего бы? Парнишка незнакомый – это раз, да и обмениваться приветственными или прощальными любезностями с элитой механик не собирался. Еще чего.
Однако тихо гость уйти не сумел – что-то уронил, послышался грохот, покатились по полу запчасти. Юноша выругался на каком-то языке, правда, по интонации трудно было не догадаться о его нелестном мнении в адрес сложившейся ситуации. Коджо сдул блестящие опилки с изготовленной линзы и посмотрел через плечо. Парень валялся на полу среди сваленного металлолома, схватившись за голову, и эта картина напомнила механику, как он однажды притащил домой бездомного кота, а тот натворил здесь бардак и измазался в машинном масле. Коджо еще долго приводил животное в порядок, а потом налил ему в блюдце молока.
Ситуации мало отличались друг от друга, разве что в роли кота теперь выступало гораздо более разумное… существо. Поэтому подлечить его на свой грубый, но верный манер и предложить чашку кофе было бы вполне уместно.
Коджо указал на кофеварку на столе:
- Она еще рабочая.

Коджо никак не среагировал на недовольные гримасы парня – он не почувствовал даже тень раздражения, которое появляется, лишь стоит ему увидеть подобные мины. Обращение на «вы», боязливость, достойная обывателя, и слезы, катящиеся мелкими каплями по его бледному лицу – все это никак не вязалось в единый образ, определяющий подлинный возраст юноши. Своей основной версии Коджо не оставил-таки, но уже сомневался, что гость действительно был таким молодым, каким казался. Иначе вел бы себя несколько иначе.
- О чем вы?
Механик опустил руку, снова уставившись на юношу убийственно спокойным взглядом, а затем вновь поднялся, бесшумно зашагав к нему.
- Я не вижу отсюда... Проклятье, помогите же мне встать, пока я не запачкал вам весь пол!
«Не собираюсь я ему помогать. Я и не помогаю».
Он остановился, возвышаясь над ним.
- Ради бога, - произнес он, - Здесь душно и у меня болит голова. Говори потише.
«Сам ничего даже сделать не может. Как он умудряется быть таким раскисшим, но и дерзким одновременно?»
Лампа смутно очерчивала его фигуру и бросала полосами желтый свет на лицо парня, создавала атмосферу настороженности, неприятия. Коджо наклонился, схватил своего гостя за руку и осторожно потянул к себе.

Коджо вздохнул, взял юношу за плечи и снова провел операцию, которой занимался еще несколько минут назад – пальцем оттянул его веки, разглядывая искусственный глаз.
- Ну вот, все напрасно, - с досадой выдал он. – Сказал же тебе лежать с закрытыми глазами.
«Сейчас его синтетика судорожно поработает еще час-полтора, а потом все равно ему где-то заменять ее придется… ну что за…»
- Еще у тебя там рана, вроде, - механик поднял руку и погладил его затылок - мягко едва касаясь, чтобы не причинить лишней боли. Затем кончиками пальцев нащупал края раны немалых размеров.
«Что, и тут синтетика?» – Коджо не смог сдержать удивления – хоть он и раньше встречал механиков, сплошь и рядом заменяющих себе части тела протезами, но чтобы вот так… И самое главное – парень сделал это по своей воле или это кто-то сделал с ним?
Или вообще сам?
Так или иначе, изучение можно отложить на потом. Кофе, видимо, тоже. Искусственные ткани юноши слишком тонкие и хрупкие, и поэтому неплохо было бы эту его рану подлатать. Холлингсворд огляделся. Вокруг был несусветный бардак (интересно, почему он только сейчас это заметил?), и если этот тип будет выделываться и делать вид, что может передвигаться самостоятельно, то обязательно что-нибудь еще себе повредит.
«С каких пор меня это волнует?» - мысли были абсолютно равнодушными и не выражали настоящего интереса, но этот вопрос самому себе нужно было задать в обязательном порядке.
Коджо поднял юношу на руки и снова огляделся, прикидывая, куда можно будет его положить. В конце концов, он не придумал ничего лучше его предыдущего месторасположения - единственного спального места в квартире – и отнес парня туда.
Посадив его на рваный матрас со, слава богу, еще вчера смененной простыней, Коджо снова сел напротив него, близко-близко. Когда кто-то другой пытался приблизиться к нему на такое расстояние да еще и позволял себя трогать, это непременно его бесило. Однако сам он такие негласные «правила тела» нарушал, не моргнув глазом.
- В общем, если ты еще раз надумаешь рвануть куда-нибудь отсюда - я тебе ноги оторву, - бесстрастно заявил Коджо, смотря прямо в зрачок его настоящего глаза. - Не для того я три километра захлебывался местным зараженным воздухом, когда пёр тебя сюда.
«А сам ты в это время дышал через мой респиратор, ага»